Психика адаптируется ко всему (или почти ко всему).

Вспоминаю рассказ одной блокадницы об ужасах выживания военного времени, тогда я еще была далека от своей нынешней профессии и поразилась тому, как обыденно, отстраненно, с ледяным спокойствием она говорит о вещах, кажущихся для меня несовместимыми с жизнью. Тогда я ещё не знала, что слова (представления), выражающие смысл, и чувства, связанные с этими смыслами — можно полностью изолировать друг от друга. Этот психический механизм так и называется -"изоляция аффекта".

Если чувства невыносимы настолько, что могут разрушить целостность психики — ей ничего не остаётся, как изолировать понимание от чувствования. Причем, не от конкретного чувства: этот инструмент не подразумевает избирательности. Атакуется сама способность чувствовать.

Эвакуировать невыносимую душевную боль возможно, но в этом случае ценой будет способность испытывать чувства вообще. Нельзя отринуть только страдание, не пожертвовав, скажем, СОстраданием: сама словесная форма говорит о том, что у этих переживаний общий источник.

Как говорится: либо всё, либо ничего.

"Нечеловеческое страдание" — это словосочетание как нельзя лучше передаёт смысл инструмента психической защиты, который, сохраняя в человеке человеческое — изолирует то, что могло бы эту человечность разрушить.

Нечеловеческое в этическом и клиническом смыслах переживание — способно развязать психоз, заставить человека проститься с жизнью или отнять чужую. Поэтому, чтобы уцелеть, то есть, буквально сохранить себя целостным, интегрированным, способным к пониманию (происходящего), связыванию и адаптации в условиях, несовместимых с "человеческой" (культурной, этической, социальной) нормальностью — психическое "отключает" возможность это переживать. Предлагая лишь "сухой остаток" понимания.

Выражение "сухой остаток" заимствовано из химии. Это то, что остается после выпаривания в химической реакции химического раствора. В котором, скажем, вода — это чувственный компонент представления, а твёрдые частицы, растворенные в ней — символы (слова), придающие чувствам смысл — некие общечеловеческие значения, о которых мы договорились посредством "языкового пакта".

И когда испаряется эта "чувственная вода", например, от слова "смерть" отделяется его личное чувственное проживание — остаётся только знак, слово из шести букв.

Факт. Резюме. Чужая похоронка.

Это не хорошо и не плохо. Механизмы психической защиты вообще не находятся в плоскости диалектики добра и зла.

Как в ней не находится, например, журналист, работающий в горячей точке. Чтобы делать свою работу, выполнять свою миссию — ему в некотором роде, действительно, нужно стать "нечеловеческим существом". Не бросаться спасать невинно убиенных или карать убийц, а стать продолжением своей камеры, беспристрастно фиксирующий эти факты; эти "сухие остатки"… Иначе он не сможет работать, и люди не смогут узнать правду.

Или хирург, который должен предельно четко понимать то, что он препарирует живого человека и, вместе с тем, не понимать этого… Не так, как понимаем это мы с вами прямо сейчас.

Для меня главный этический вопрос состоит не в том, как же такое возможно, а в том, где пролегает черта. Где эта Грань, отделяющая спасение психики от ее необратимой деформации. Черта, за которой самосохранение превращается в деградацию, в безвозвратную "утрату человеческого облика"…

Этот этический вопрос сегодня должен задать себе каждый: до какой степени можно "потерять человеческое лицо", спасая в себе Человека …?