Эпиграф:
“Они не отказались от своих непосредственно сексуальных целей, но наталкиваются на внутреннее сопротивление, препятствующее их достижению…” (Г. Маркузе “Эрос и цивилизация”)


Возможно, в 2020 году немного странно писать рецензию на фильм классика мирового кинематографа Микеланджело Антониони, снятого почти 60 лет назад - в 1961 году. Но так уж получилось, что этот фильм я посмотрел только недавно, и поделиться своими мыслями (а также мыслями своих коллег по психоаналитического киноклубу, некоторые из которых я бессовестно заимствую) захотелось именно сейчас.

На самом деле, к Антониони у меня довольно личное отношение. В далеком 1984 году, когда мне было то ли 16, то ли 17 лет, в каком-то советском журнале (возможно “Советском экране”, но не уверен) мне попалась статья про фильм “Забриски Пойнт”. И хотя возможности посмотреть этот фильм тогда не было, уже само прочтение этой заметки, как я помню, вызвало у меня сильнейшие эмоции. Например то, что в фильме есть сцена с групповым сексом - 16-летнего подростка это очень впечатлило. Или то, что герой-бунтарь летает на самолете, в загнивающей Америке орудуют детские банды, одна из которых пытается изнасиловать главную героиню, и что в конце фильма все взрывается.

То, что фильм потрясающе красив я узнал уже из книги Пелевина “Омон Ра”, и очень впечатляющей сцены из этой книги, когда один из героев, понимая, что ему осталось жить всего несколько минут, спрашивает главного героя - “А ты смотрел Забриски Пойнт?” Тот лжет, что смотрел, и начинает рассказывать, сочиняя, про этот фильм, скрашивая второму герою оставшиеся минуты жизни.

Потому что этот фильм - о красоте, некой недостижимой свободной и красивой жизни… В детстве, помню, в разговорах взрослых звучали имена Софи Лорен, Моники Витти, Марчелло Мастрояни… Звучали как имена персонажей из какого-то другого - прекрасного мира, фактически - рая. Видимо поэтому для какой-то моей детско-подростковой части личности прикосновение к творчеству Антониони все еще несет отголосок того идеализированного отношения.

Что касается не Антониони вообще, а фильма “Ночь” конкретно, то при всей красоте этого фильма - как всегда у Антониони прекрасно выверенные кадры: мизансцены, интерьеры, природа, индустриальные пейзажи, диалоги - безукоризненные эстетически, есть, разумеется, и многослойная и многоплановая содержательная часть.

Фильм не захватывает своим сюжетом - он не очень динамичный (и не надо), скорее статичный и как будто бы состоит из нескольких практически не связанных частей, объединенных двумя главными героями - супругами Джованни (Марчелло Мастрояни) и Лидией (Жанна Моро). Все время действия занимает менее суток - с позднего утра одного дня, до раннего утра следующего дня. Фактически как пьеса периода классицизма.

Герои перемещаются из одной локации в другую - сначала они посещают в больнице умирающего друга, затем - место презентации книги главного героя, потом героиня (Лидия) идет, что называется, искать на свою задницу приключения на окраину города, затем они дома, потом в ночном клубе и, наконец, едут в главную локацию - на вечеринку на вилле миллиардера, где и проходит ночь и происходят все кульминационные события.

Фильм сложный, фильм артхаусный, фильм многоплановый.
В центре сюжета - отношения внутри пары. Точнее - уже почти отсутствие этих отношений. Они давно вместе, живут друг с другом, видимо, по привычке или из соображений хорошего тона. Но в больнице все меняется. Лидия видит умирающего Томмазо (Бернхард Викки) - их друга семьи (разумеется, в конце фильма она признается, что любила его), а Джованни пытается соблазнить странная девушка, совершенно не контролирующая свои сексуальные импульсы (Моника Витти).

И здесь, впервые в фильме (это повторится в нем еще много раз) мы наблюдаем то самое торможение сексуального импульса у главного героя. Полное его (торможения) отсутствие у девушки и то, какие сложные переживания происходят у Джованни. Как противоречивы его поступки. Он идет вслед за ней в ее палату (все происходит в той же больнице), но там останавливается и долго смотрит на нее, не решаясь воспользоваться доступностью молодой красивой девушки. И когда все-таки решается, кладет ее на кровать и начинает целовать, происходит облом номер раз - в палату врываются санитарки и репрессируют сексуальность девушки в буквальном смысле - начинают бить ее по щекам.

Джованни в смятении быстро уходит. Он идет по улице среди других людей и (казалось бы малозначащая деталь, не имеющая отношения к нему - просто на фоне) в паре идущей навстречу, мужчина замахивается на женщину.

Далее (пропускаю часть фильма) следует история Лидии. Она усиленно старается сдержать свои эмоции по поводу умирающего Томмазо - и в его палате, и потом, когда выходит на улицу и остается одна. Горе и тоска странным образом трансформируются в ее поступки. Ее поведение становится опасным для нее, саморазрушительным. Она молчит, но то, что происходит в ее душе, прекрасно показано режиссером. Второй план наполняется многочисленными символами. Она заходит в двор разрушенного дома, видит там плачущую девочку. Che cosa? (Что случилось?) - спрашивает она. Эта фраза - che cosa - звучит в фильме много раз.

Фильм, безусловно, очень психоаналитичен и поднятыми темами смерти, сексуального влечения и его подавления, диссоциации героев от своих чувств и многочисленными символами, находящимися на заднем плане и отражающими чувства героев, о которых они молчат, но мы можем их наблюдать в этой символике. А также этим вопрошанием - che cosa? Разумеется, как и положено хорошему фильму и хорошему режиссеру, он не разжевывает происходящее зрителю, а предлагает ему самому задаться этим вопросом - что происходит в душе героев и попытаться самому это понять.

Тем временем Лидия продолжает свою опасную прогулку, вмешивается в драку между парнями, разнимая их. Буквально по краю проходит, сначала разглядывая очень опасного молодого парня - победителя в драке, полуобнаженного, с кровью на лице, а потом убегая от него. Опасного и… сексуального. Символика сексуального начинает выходить на передний план. Это и (чуть ранее) такие очень фаллические столбики ограждения, которые она трогает руками и парни, которые запускают ракеты (символика запуска ракет, полагаю, очень понятна даже человеку далекому от психоанализа).

Вообще фильм, начиная со сцены, в которой появляется героиня Моники Витти, весь пропитан эротизмом - как бы проступающим исподволь, постепенно усиливающимся в течение фильма (чего только стоит сцена в ночном клубе с темнокожими танцорами) и доходящим до кульминации во время дождя, когда на вилле начинается, ну, почти оргия - гости прыгают в бассейн, а какая-то девушка начинает лапать статую сатира за бедра и затем лежит, извиваясь и издавая стоны - почти (а может и не почти) оргазмируя под струями дождя.

Но для героев это ночь обломов. Они многочисленны - в прогулке Лидии, когда она засматривается на мужчин, а те, в свою очередь на нее, вплоть до опасного молодого человека, победившего в драке. Лидия их провоцирует на контакт и… убегает. Во время дождя и грозы на вилле, когда гаснет свет (символически - все можно!) - она хочет прыгнуть в бассейн, но ее останавливает мужчина - один из гостей миллиардера. Затем он увозит ее на своей машине со вполне понятной целью, и она вроде бы этого желает, но потом отказывает ему.

Незавершенность во всем - даже в том, что ей не удалось прыгнуть в бассейн или в немного смешном эпизоде, когда мужчина, пригласивший ее на танец, как выясняется, не умеет танцевать.

За эту ночь на вилле, вроде бы, развиваются две любовные линии - у Джованни с дочерью пригласившего их миллиардера Валентиной, и у Лидии с Роберто (Джорджо Негро) - тем самым мужчиной, который останавливает ее от прыжка в бассейн, а потом предлагает прокатиться на его машине. И, разумеется, обе заканчиваются ничем. Лидия, вроде бы весь день саморазрушительно искавшая сексуальное приключение на свою… я уже называл эту часть тела, и вроде бы получившая возможность это желание реализовать с очень интересным и богатым молодым мужчиной, вдруг останавливается и говорит ему: “Я не могу”.

Джованни же ждет еще более эпический облом. Он идет вслед за Лидией в ее комнату (мы помним - свет на вилле погас из-за грозы), они беседуют, сближаются. Джованни начинает целовать Валентину (как и утром в больнице другую девушку), и Валентина вроде бы готова и на большее, но… загорается свет, и все заканчивается. Безумство должно быть остановлено.

Однако это еще не все. Происходит общение двух героинь, а потом к ним присоединяется и Джованни. Сцена очень амбивалентна - обе женщины вроде бы говорят о ревности друг к другу, но тут же признаются, что на самом деле никакой ревности нет. Вроде бы они должны соперничать за Джованни, но обеим это... не очень интересно. И это странным образом их сближает.

Прощаясь, Лидия целует Валентину, а Джовании в присутствии жены гладит ее по щеке и произносит: “Надеюсь, мы еще увидимся?”. На что Валентина спрашивает: “Вы меня пригласите в гости?” Ого! Что это? Che cosa??? Намек на возможность отношений втроем? Не слишком ли смело для фильма 1961 года? Вроде бы сексуальная революция началась позднее, или этот фильм - одна из зарниц, ее предвестников?

Однако и здесь, разумеется, следует очередной, уже ...дцатый облом. “После того, как ты закончишь учебу” - отвечает Лидия. Понимать это можно, наверное, по-разному: и как “после дождичка в четверг”, и как “ты еще слишком молода”, но и эта интригующая история заканчивается ничем.

Я умышленно опускаю сейчас последнюю, безусловно кульминационную и самую сильную сцену фильма - когда Лидия читает Джованни его собственное письмо, и он не узнает его. Это еще одна линия фильма - утрата главными героями любви друг к другу, и, наверное, линия, как раз основная. Но, как основная линия фильма, требующая и отдельного текста.