Сегодня о терапевтической боли. О чем ещё писать в благостном отдохнувшим состоянии после отпуска? Об остроте проживания, конечно.

В тридцатый от своего рождения год спонтанно перечитываю и пересматриваю вещи, об которые половину жизни назад сформировалась моя идентичность. Выходит экзистенциальненько-мрачная картина взросления, но то и неудивительно, всему свое место. И я в процессе. Осматриваю фундамент и проверяю опоры, так сказать. Тут постучу, здесь похлопаю, там пыль смахну. И нахожу тайнички.
Как много я не понимала и не могла осмыслить в силу подросткового возраста и малых знаний о мире! Просто чувствовала и вбирала в себя, ориентируясь на чутье "это мое, это правильно". Сколько всего накопленного тогда - раскрывается сегодня! Приобретает смысл и название вместо интуитивного ощущения.

Одно из этих знаний напрямую касается терапевтической позиции. Похоже, я начала выстраивать ее еще до совершеннолетия. А как иначе, если будучи терапевтом, я в первую очередь - человек, вступающий с другим человеком в отношения? Я тот, кто работает собой, а не техниками.

И вот я запойно перечитываю серию книг, занимавшую в прошлом и занимающую по-прежнему почётное место на стеллаже. Наравне с Сартром.

И маятник качнулся
На полпути к себе
Вернуться и вернуть
Право учить. Повторение пройденного
Свободна уйти, свобода остаться
Право учить. Работа над ошибками
Раскрыть ладони
Право быть

Названия книг (выше) малость напыщенные с оттенком одухотворённой неизбежности бытия (как я люблю ;). И сходу сообщают читателю путь взросления главного героя - его путь от Себя через Других к Себе.

С виду простая фэнтезятина. Читать мне сегодня трудно! Стиль текста не доставляет удовольствия, слишком отяжелён описательными конструкциями. Продираюсь сквозь усложнения, но ощущения все те же. Я пропускаю целые страничные куски, следя только за дорогой развития главного героя.

Помню, первая книга попала ко мне случайным образом по обмену на рынке. Остальные я выискивала по всей стране, горя страстью узнавания. Напомню, тогда я ещё не понимала, просто чувствовала. Сейчас понимаю: восхищённое наблюдение за жизнью и ее красками, восторг острого чувствования мира и отстранённость от него же. И затаенный внутри голод, но не травматичный, не про недостаток любви, а про саму жизнь. Сколько не поглощай этой жизни, все равно мало!

Конечно, изображение героя в книгах наивно, красиво и очаровательно нереалистично. Однако ж его внутренне душевное наполнение вполне правдиво. А его жизненная позиция экзистенциальна и даже феноменологична. Герой проходит как бы сквозь события и способен быть как внутри, так и снаружи, меняет призмы восприятия (мета-позиция). Он открыт миру и людям. Хоть и любит рефлексивные измышления обо всем подряд, но не строит ожиданий, а просто воспринимает как есть, здесь и сейчас. Ступенька за ступенькой идет и развивается, растет.

К примеру, в первой книге есть фраза, относящаяся к его жизненному кредо: "Живи и дай умереть другим". Какая шикарная феноменология отношений, где каждый предоставлен сам себе и ничего не обязан друг другу!

Здесь я и перейду к терапевтической боли. Герой книг действует из затаённого голода, о котором я написала выше. Совершает уйму дел, но не с целью, чтобы его любили и все такое, а во имя самой жизни, ее целостности и красоты продолжения (в книгах естессно все обусловлено фэнтезийными причинами, но я опущу их и оставлю голую человечность). Герой совершая "чудеса", помогая людям и восстанавливая порядок вещей ощущает одновременно восторг и боль. Душевная боль толкает его в уязвимость перед окружающим пространством и вместе с тем делает это пространство открытым для героя. Люди раскрываются ему навстречу, а мир как опасное, но ласковое животное, дает себя гладить.

На протяжении повествования герой учится смотреть вовнутрь себя и не отводить взгляд от того, кого он там обнаруживает. По сути учится выдерживать свою боль.

Такую же динамику я часто вижу в нашей психологической работе. Ялом говорил, что терапевты бывают хорошо обученные и системно работающие, а бывают талантливые изнутри, которым обучение нужно как огранка.

Во второй книге есть еще одна замечательная фраза:

"Пока я могу, я буду наслаждаться чужими чудесами. Платя за это своей болью"(Вероника Иванова, серия книг "Третья сторона зеркала")
Она живо напомнила мне, скольким платим мы, я и мои коллеги, за способность помогать другим, наблюдая их чудеса, их восхитительную жизнь!
Я воодушевлена великолепием каждого моего клиента и созданных между нами отношений. Я готова платить своей болью, чтобы наслаждаться чужими чудесами.

Под терапевтической болью я подразумеваю контейнирование и удерживание невыносимых для клиента чувств. Их переработка - это мой личный риск, ведь соприкасаясь с чужой болью, я неизменно со-чувствую и со-переживаю то же самое, а равно встречаюсь со своей болью, иногда затаённой и неожиданной. А порой и уношу с собой невербализованное, чему пока что нет места в терапевтических отношениях. Чтобы держать за руку и быть рядом с тем, кто ходит по краю и смотрит в черную дыру, точно нужно уметь смотреть туда же - и не отворачиваться.

Хорошо об этом говорит Эндрю Самуэлз в своей лекции "О тени профессии юнгианского аналитика":

"Это важно — то, что терапевт заболевает <> Как вы знаете, традиционные целители — такие, как шаманы — часто очень больны. Если вы хотите быть целителем, болеть — помогает. И помогает пережить своё заболевание, выжить. Не так важно быть здоровым, как быть неразрушаемым. Ещё одна причина заболевать: больные терапевты устанавливают лучший контакт с клиентами. Раны терапевта открывают путь к большей интимности. Это важно для терапевта — показывать, что он страдает".
Еще кто-то где-то написал или сказал, что терапевт работает своими шрамами, но, как по мне, это уже идеализация психологической проработки. Многие раны затягиваются, это правда. Но все же шрамы и места переломов имеют обыкновение ныть на непогоду, которую легко создает ищущий помощи человек в кресле напротив.
Только чувствуя свою боль, только будучи такой же уязвимой, как мой клиент, я могу прикоснуться к нему и предложить ему разделить его страдание. И только так я могу быть открытой для чужой боли, если имею постоянный контакт со своей.

Могу ли я быть открытой жизни, если запираю остроту (да-да, ту, где больно!) проживания внутри себя? Если я скрываюсь и прячу себя, я не буду способна на контакт с другим человеком и буду неспособна помочь ему совладать с невыносимым. Ну а уж если я выдерживаю свою боль, обращаюсь к ней на равных и с раскрытой ладонью, то и мой клиент однажды сможет это сделать. И начать проживать свою жизнь уже без меня.

"Когда вы думаете о болезни, вы думаете о жизни; когда вы думаете о смерти, вы думаете о любви" (Эндрю Самуэлз, "О Тени профессии юнгианского аналитика")