Top.Mail.Ru
Репрезентации ранних тревог в трилогии Матрица: психоз человечества в информационную эпоху
Этот анализ был сделан мной незадолго до премьеры четвертого фильма франшизы "Матрица", доклад зачитывался на конференции ВЕИП "Информационное общество через призму психологии и психоанализа". Выход на экраны продолжения культовой трилогии, на мой взгляд, указывает на актуализацию потребности в этом фильме, ведь уже сейчас мы находимся в глобальном информационном пространстве, значение которого для нашей жизни стремительно возрастает. Трилогия "Матрица" показывала цифровое пространство, охватывающее все человечество, а также множество страхов и тревог, связанных с его возникновением. В данной статье я хочу рассмотреть эту трилогию в свете ранних тревог по Мелани Кляйн, чтобы ответить на вопросы, почему фантазия о виртуальности пробуждает эти тревоги, и как совладать с ними, чтобы активно пользоваться новыми возможностями в эпоху информации.

Я начну с того, что в "Матрице" показано два параллельных мира — так называемый реальный мир, изображенный в синем цвете, и виртуальный мир в зеленых оттенках, но повторяющиеся события, которые в течение трех фильмов происходят сначала в одном мире, а потом и в другом, позволяют выдвинуть гипотезу, что это на самом деле одно и то же. "Синий" мир вечного мрака — это некий мир сна, латентные содержания, а "зеленый" мир, где существует "астральная проекция виртуального Я" – тот же самый мир, но окрашенный дневным светом, тот же сон, но после пробуждения, во вторичной обработке. К концу третьего фильма мир Матрицы все больше становится похож на реальный мир, словно прорыв бессознательных содержаний усиливается, и для главного героя это ощущается как катастрофа. С этой позиции я буду рассматривать все события трилогии: синий темный мир – это бессознательное, а виртуальный мир Матрицы – проекция, бессознательная фантазия в терминах Мелани Кляйн. По ходу сюжета с героем происходят важные изменения, сначала в сознательном мире, а потом и в бессознательном (встреча с мальчиком с ложкой, умение останавливать пули (а позже бомбы и машины), гибель Тринити и т.п.) – так через сознание происходит воздействие на бессознательное в ходе анализа.

Пример: в первой части главный герой – Нео, а точнее, тогда еще Томас Андерсон — видит кошмарный сон, в котором он заперт в комнате для допроса, окружен безликими преследователями, у него нет рта, что-то помещено в его пупок, он чувствует боль и резко пробуждается, переполненный тревогой. А далее мы увидим, как нечто подобное происходит с ним в реальном мире: тело героя находится в капсуле, как будто в утробе, к нему подсоединены трубки – он питается через пуповину, а значит рот ему не нужен. Его отделяют от трубок, извлекают из капсулы, заставляют родиться. После пробуждения Нео спрашивает: "Я умер?". И получает ответ: "Наоборот". То есть Морфеус буквально говорит ему: "Ты родился", указывая на то, что его тревоги связаны с ситуацией его рождения и с его первичным объектом. А то, что происходит в мире Матрицы – постоянное преследование фигурами агентов, тотальный контроль и слежка – это уже проекция этих тревог, их символические репрезентации. Таким образом, Матрица и мир машин, что, по сути, одно и то же – это первичный объект, это тело матери – и не случайно нейроинтерактивная модель в фильме названа созвучным словом. Матрица в бессознательном представлении героя это огромное пространство полей, заполненных бесчисленным количеством эмбрионов, это лабиринты труб, канализации, в которых вынуждены плутать и прятаться повстанцы, а в "зеленом" виртуальном мире это следящее за гражданами государство, теории заговора, церковь, корпорации – все то, что символизирует некую грандиозную фигуру, наделенную тотальной властью. С ней связаны сильные параноидные и персекуторные тревоги, и мы можем говорить, что Нео находится в параноидно-шизоидной позиции, которая сохраняется при тяжелых психозах.

По всей видимости, после трудного рождения Томаса Андерсона (повторение может указывать на то, что существовала угроза для его жизни) потерянное пренатальное единство не было для него компенсировано отношениями с матерью, он испытывает дефицит чувства безопасности, это нарушило его адаптацию к миру – об этом был его сон. Мир Матрицы для Нео и его союзников наполнен персекуторными и параноидными тревогами, их постоянно кто-то преследует – в "сознательном" мире это вездесущие агенты, которые кулаками пробивают стены и захватывают тела людей, в "бессознательном" мире это машины, которые имеют органические формы, похожи на спрутов, пауков – символы злой матери – и которые угрожают расчленением, опустошением тела, они вскрывают корпусы кораблей, режут и пронзают тела людей. Такие тревоги, по теории Мелани Кляйн, возникают у младенца в ответ на собственную агрессию, и этот принцип актуален и здесь, ведь что делают повстанцы? Они обворовывают тело матери — проникают в Матрицу и забирают из нее людей. Ими движет фантазия о том, что у нее есть множество нескончаемых ресурсов, все хорошее она оставляет себе и детям в ее теле — все удовольствия, все вкусы жизни (которые хочет вернуть себе Сайфер, отчетливо тоскующий по утробе и пренатальному счастью), а повстанцам достается холод, "миска соплей" в качестве еды и постоянные лишения и трудности. Матрица, в их представлении, забирает себе еще и человеческое биоэлектричество, и с точки зрения физики это утверждение неправдоподобно. Оно объясняется тем, что является лишь проекцией – якобы не люди обокрали Матрицу, а она обокрала их. Так повстанцы "оправдывают" собственное желание ее разрушить.

Можно сделать вывод, что ими движут вполне типичные зависть и жадность как ответ на то, что удовлетворение, ожидаемое младенцем от груди, оставлено ею для себя. Это желание поглощения, возникающее из фантазии о неиссякаемой, неистощаемой груди. Эта грудь обделяет младенца. Психоз Томаса Андерсона начинается с мысли на грани сна и бодрствования, со спутанности: он видит фразу на мониторе: "The Matrix has you". Возможны различные переводы: он принадлежит ей, она его обманула, взяла верх, но также она его родила. Это мать, которая обманывает и становится плохой.

При переживании параноидно-шизоидной позиции нет целостности объекта и Эго, происходит расщепление как защита от агрессивно-разрушительных частей личности. Все плохое не принимается Эго, а помещается в "плохой" объект, и сильные зависть и жадность главного героя помещаются им в часть Матрицы – так появляется агент Смит. Путем проективной идентификации именно Нео наделил эту программу своими отвергаемыми чувствами и желаниями, и этот "обогащенный" объект стал плохим, преследующим. В конце первого фильма Нео буквально проникает в тело Смита, разрушает его изнутри и этим изменяет его. Как объясняет это сам Смит: "Какая-то часть Вас отпечаталась на мне, скопировалась, переписала что-то". И это было не случайно. Это прекрасная иллюстрация проективной идентификации, однако, возможно, на самом деле она произошла гораздо раньше, и агента Смита вообще не существует. В обычной жизни программиста Томаса Андерсона был начальник, несколько похожий на Смита, и, возможно, именно эта фигура, наделенная властью, когда начался его психоз, под действием проективной идентификации так преобразилась – теперь он зол, аномально силен и он повсюду, и это приобретает для Нео все более трагические масштабы. Смит в представлении Нео становится не просто плохим – он становится грандиозно плохим. Он опасен, его миллиарды копий, он знает о Нео все, он преследует Нео везде, даже в Зионе и на корабле, потому что это его собственная часть. На это расщепление прямо указывает Пифия, которая говорит: "Смит – это ты, он твой антипод". Когда Нео позже спросит Смита: "Чего ты хочешь?", тот ответит ожидаемо: "Того же, что и ты". Нео пребывает в глубоком, патологическом расщеплении, и все, что он поместил в своего преследователя, он отрицал в себе. Чего Смит хочет? "Получить все", это деструктивная интроекция. Захватывать все новые программы, новые части Матрицы, поглотить ее и разрушить – "он не остановится, пока все не уничтожит", хотя в первой части агент этого не хотел. Тогда возникает вопрос: чьи же эти желания, в ответ на которые образовалась такая огромная тревога? Самого Нео.

Чувство вины перед обокраденным первичным объектом и мучения из-за его необходимости компенсируются для Нео фантазией всемогущества, избранности – когда ты исключительный, тогда можно ничего не брать и не принимать от объекта, и избежать угрозы быть им разрушенным. В этой попытке спастись от необходимости невыносимого первичного объекта Нео в своей фантазии и становится мессией, неуязвимым, способным менять Матрицу. В собственном представлении он грандиозно хороший. Это обратная сторона патологического защитного расщепления — все хорошее его Эго вобрало в себя.

Как Эго, так и объект для Нео глубоко расщеплен, и "хороший" объект тоже присутствует в его истории. В "Матрице" есть любовная линия, но она не выглядит выразительной, видимо, потому что это не собственно любовь, не в генитальном ее смысле. Это привязанность к "хорошему" объекту, который является инцестуозным по определению и который должен быть утрачен. Образ Тринити можно рассмотреть как материнскую фигуру: она позволяет Нео родиться и различать сон и реальность – ведь это она нашла его и привела к Морфеусу, дарующему способность сновидеть в виде красной таблетки. После Тринити всегда находится рядом с Нео и обеспечивает его выживание. Она избавила его от пуповины (извлекла жучок из пупка), она кормила его (приносила ему ужин в номер), она символически даровала ему жизнь спасительным поцелуем. В "Перезагрузке" Нео начинает видеть пророческие сны – он знает, что должен утратить Тринити, но отрицает это. Позже Архитектор дает Нео выбор – либо она, либо все человечество — намекая на то, что Тринити должна быть утрачена, и выбора на самом деле нет. Только отказавшись от инцестуозного объекта можно направить либидо на объекты внешнего мира. Нео отказывается принимать это и ставит под угрозу весь мир, что на самом деле обозначает его внутреннюю катастрофу. И лишь в третьей части, на подступах к городу машин, он действительно ее теряет. Тринити – отщепленная и оберегаемая "хорошая" часть Матрицы (ее имя означает "троица" — как антипод троицы агентов, а к главному компьютеру героев приводят три кабеля), и привязанность к ней исходит из веры младенца во всемогущество матери, которая может избавить его от тревог, от зла и боли. Как и в Матрицу, в тело Тринити Нео тоже проникал (когда извлекал пулю в конце "Перезагрузки"), и он виноват в том, что она оказалась разрушена. Я еще вернусь к этому моменту. Перед тем, как Тринити погибает, происходит столкновение Нео и Смита на корабле, и оно примечательно тем, что, поскольку Нео и Смит — это один субъект, то в этой сцене герой ослепляет сам себя. Как Эдип, осознающий свое преступление и испытывающий мучительную вину, что еще раз указывает на инцестуозность его любовной привязанности. Интересны здесь и слова Смита: "Вы символ своего вида", которые словно указывают на то, что переживания Нео можно считать типическими.

На протяжении двух с половиной фильмов Нео переживает параноидно-шизоидную позицию, и только в конце "Революции" он приближается к депрессивной. Пророчество Пифии, которое было адресовано ему, сводится с следующему: единственный шанс иметь будущее – это объединиться, или, иначе говоря, он должен стать Единым (буквально "the One", и эта интеграция также обуславливает способность любить – "быть Избранным все равно что влюбиться"). Депрессивная позиция предполагает это, но переход к ней возможен только при ощущении, что от первичного объекта получен некий бесценный дар. Еще в бессознательном "синем мире" у Нео уже было знание о том, что есть машины, которые помогают человеческому городу существовать. На это указывает ему советник Хаманн (он иронизирует насчет того, что от машин можно избавиться в любой момент, но тогда Зион останется без тепла, света, чистой воды – всего того, без чего в суровом постапокалиптическом мире невозможно выжить), но до этого и в первом фильме Морфеус тоже один раз как бы вскользь произнес фразу: "Машины были созданы, чтобы помочь человечеству выжить". Также мы не раз слышим слова программ о том, что люди беспомощны, они рождаются в нехватке, не могут сами выжить. То, как им нужны машины, отражено даже в дизайне их бронетехники, которая представляет собой поддерживающие тело экзоскелеты. В "Перезагрузке" Нео понимает, что и Пифия является программой из мира машин, а значит программы мира Матрицы – этой ужасной матери – могут быть на его стороне. Пифия указывает ему на то, откуда происходит его сила Избранного, его дар – она происходит из Источника, а это главный компьютер в центре мира машин. То есть, фактически эти силы даровала ему Матрица, и сама жизнь была дарована ему Матрицей, ведь именно машины выращивают людей. Идея благодарности, исключительного дара, полученного людьми от машин, постепенно укрепляется, пронесенная лейтмотивом через всю трилогию от единственной фразы в первом фильме до буквального воплощения в третьем.

Когда Нео приходит к Источнику, в город машин, там погибает Тринити. Более того – Нео сам убивает ее. В этой сцене он указывает Тринити, как и куда вести корабль, и как следствие они сталкиваются с машиной, которая пронзает ее тело. Нео говорит ей: "Я без тебя не могу", но Тринити отвечает: "Можешь". Он переживает фрустрацию, а расщепление уже ослабевает, так как на депрессивной позиции смягчается ненависть, появляется доверие к себе и к объекту. Нео переживает утрату и вину, но он верит в себя, в свою способность все исправить, и он доверяется машине. В результате для него открывается возможность репарации, устранения нанесенного вреда. К тому моменту его мир практически разрушен его тревогами, весь этот мир для него — это либо ужасный Смит, либо то, что каким-то образом испорчено Смитом. Можно представить, насколько велики здесь страдания Нео и его вина за то, что он уничтожил "хороший" объект. Тем не менее, он договаривается с главным компьютером, входит в Матрицу и сливается со Смитом. Нео говорит, что Смит всегда был прав, признает в нем отщепленную часть себя и возвращает ее себе, обретает интеграцию. И он, вопреки желаниям других повстанцев, не уничтожает Матрицу – он ее спасает. Нео ее репарирует, и только тогда машины перестают нападать на Зион, только тогда прекращаются параноидные и персекуторные тревоги. И тогда все его декатектированное либидо, сконцентрированное на Эго, взрывом возвращается к внешнему миру, появляется реалистичное признание всех сторон объекта, и мир Матрицы становится цветным.

Получается следующая картина: на протяжении трех фильмов постепенно выкристализовывался бред главного героя, его паранойя, в которой его мир был разрушен и создан заново, пригодным для жизни. Интеграция Эго сопровождалась шоком и депрессией – может, поэтому в конце трилогии Нео кажется мертвым. Но фильм "Матрица" именно как трилогия – это картина параноидного психоза, бреда, ведущего к самоисцелению, как в случае Шребера. Сходство этих двух психозов – тема отдельной статьи, но нужно обратить внимание на два отличия. Психоз Нео имеет ярко выраженный компьютерный антураж, и, возможно, не только потому, что он работал программистом. И второй момент: фильм "Матрица" не просто стал культовым – по нему написано множество книг, и до сих пор на тематических форумах можно встретить дискуссии о том, что его сюжет может быть реальностью и человечество и правда живет в Матрице. Почему так? Именно потому, что он изображает виртуальное пространство, к которому движется общество, эта фантазия оказалась близка столь многим людям?

На мой взгляд, трилогия "Матрица" важна тем, что эта грандиозная фантазия показывает, как создание глобального пространства с множеством возможностей может пробуждать самые ранние, архаичные тревоги, которые сложно символизировать и проработать из-за их принадлежности к довербальным фазам развития. Вероятно, Нео справляется со своим психозом именно благодаря психоанализу, с ним рядом постоянно есть фигура аналитика, хоть она и тоже глубоко расщеплена. Первым воплощением психоаналитика становится Морфеус – избавивший Томаса Андерсона от состояния спутанности проводник в мир снов. Также в образе аналитика, в некотором смысле, проявляются и интроецированные фигуры тех, чьими теориями он руководствуется в своей практике: Архитектор, изучавший в первой версии Матрицы человеческие удовольствия, а во второй – агрессию и войны, и во внешности, и в творческом пути имеет некоторое сходство с Зигмундом Фрейдом, а помогает ему маленькая черная женщина, занимающаяся детским психоанализом (в прихожей Пифии визита к ней ожидают несколько детей) – она ассоциируется с Мелани Кляйн. В роли психоаналитика выступают также и советник Хаманн, и в конце даже Смит. И здесь важно вспомнить еще одного персонажа трилогии, занимающего аналитическую позицию – Меровингена – который занимается тем, что продает информацию. А если учитывать, как называется его ресторан, то можно даже сказать, что он продает правду. Ведь он знает ее ценность. Меровинген – аналитик фрустрирующий, вызывающий зависть; раньше он сам был как Нео – в роли анализанта, но теперь его знания воспринимаются как власть, которая пугает (герои говорят о нем как об очень опасной программе). В трилогии можно просмотреть динамику отношений Томаса Андерсона с психоаналитиком, особенности его реакций на интерпретации и сопротивлений. Сначала он, столкнувшись с параноидной тревогой, попадает к Морфеусу, который ждет его и приводит его к Пифии, и Нео принимает их первые интерпретации – таблетку и печенье. В "Перезагрузке" Нео уже сложнее контактировать с аналитиком: чтобы попасть к Пифии, он сражается с Серафом, представляющим его сопротивление – он ищет в аналитике "хороший" объект и чувствует потребность оберегать его. Однако в процессе общения с Пифией у героя появляется недоверие, он далеко не сразу берет у нее конфету, не хочет принять интерпретацию. Еще большее сопротивление вызывают слова Меровингена, сталкивающие его с реальностью, – у него Нео не только ничего не принимает, но и вступает с ним в ожесточенную битву, и это попытка защититься от страха перед "плохим" объектом, спроецированным аналитика. Только в результате этой борьбы, в которой фактически не участвует сам Меровинген, Нео выносит для себя нечто ценное – Мастера Ключей, который приведет его к Архитектору, но только после борьбы с персекуторными тревогами, представленными появлением Смита. В начале "Революции" сопротивление усиливается настолько, что угрожает разрушением терапии – Нео не может попасть на поезд, не желает возвращаться, в его фантазии Меровинген не пускает его к Пифии. Вновь увидев ее, Нео не обнаруживает ее прежнюю, он уже не может считать ее "хорошим" объектом, в его параноидном представлении она тоже испорчена. Он хочет проявить агрессию в ответ на ее интерпретации, но он не может этого сделать – ведь он "хороший". Это может сделать его "плохая", отщепленная часть, поэтому Нео выходит из кухни Пифии, вместо него входит Смит и швыряет ее печенье в стену. О том, как силен был шок от инсайта, обретенного в "Революции", уже было сказано выше. В конце мы увидим Архитектора и Пифию как закономерный знак того, что вся агрессия героя, обрушенная им в финале на Смита, в которого превратилась Пифия, не разрушила его психоаналитика.

Мне кажется, что образ Меровингена особенно важен, и его слова можно сделать просто манифестом цифровой эры, которая невозможна без психоанализа. Он указывает героям на то, что все, что они делают, они делают, не зная причины. А пока они не знают причины, от следствий нет спасения: они так и будут гонимы преследователями, не смогут наслаждаться множеством новых возможностей, которые дарует виртуальное пространство. Меровинген примечателен тем, что выступает за элитарность аналитического знания, что позволяет уберечь его от девальвации. Но это необходимое знание. И сегодня перед нами снова встает вопрос, поднятый Зигмундом Фрейдом: возможно ли использовать психоанализ для лечения целых народов, всего человечества? Задача, которая встает перед человечеством именно сейчас, в эту эпоху цифровой глобализации – это задача интеграции, это задача объединиться, чтобы выжить, как в трилогии "Матрица". И именно это задача рождает все архаичные тревоги. Нам необходимо цифровое пространство сегодня, а необходимый объект ужасен – он взывает мучения своей необходимостью, а в ответ на собственное желание его испортить появляется параноидная и персекуторная тревога – и в современную эпоху теории заговора и тотального контроля получают очень широкое распространение, развитие информационных технологий усиливает эти тревоги. Если это параноидный психоз человечества, и помочь может только обнаружение причины, психоанализ, у меня возникает вопрос: как именно помочь всему человечеству? И как при этом сохранить аналитическое знание элитарным?

Я надеюсь, что психоаналитиками будет найден ответ на этот важный вопрос, поднятый культовым фильмом "Матрица". Пока же я могу лишь присоединиться к тезису Зигмунда Фрейда о том, что в таких психозах проявляются мифотворческие силы человечества. Думаю, современное человечество нуждается в мифотворчестве, и подобные фильмы служат именно этой потребности.
Статья
430
Опубликовано: 6 марта 2022
© Personal Invites, 2022
OOO "Профессиональная интеграция"
ИНН 7813659466
ОГРН 1217800194567