Возможен ли психоанализ во время войны?
Статьи / Психологическое просвещение

Телегина Станислава Ярославовна
Автор статьи: Психолог
Представление о внешней реальности в психоанализе была представлена через понятие психологической травмы. Предыстория возникновения психоанализа начинается 80-х годов 19 века и связана с Й. Брейером и понятием "катарсис". Катарсис, восходящий корнями к Аристотелю, понимается как "очищение души" через терапию, эта терапия сводилась к воспоминаниям о событиях и переживаниях, вызванных душевными травмами и их последующим воспроизведением и "отыгрыванием", которое в дальнейшем вело к исчезновению симптомов. Изначально психоанализ начинался как теория травмы.

В дальнейшем при переходе от катарсического метода к психоанализу, совместно с введением и разработкой метода свободных ассоциаций, психоанализ стал развиваться вокруг теории соблазнения и понятия истерии, поднимая вопросы психологических защит - вытеснения и сопротивления и легализации детской сексуальности в психической жизни человека, а также толковании сновидений.

Из-за последующих концептов, разработанных Фрейдом и объясняющих "психическую реальность" пациента, связь и фокус на "внешней реальности" был утрачен.

Исследуя проявления истерии, Фрейд недостаточно предоставил внимания именно социальным структурам, которые как раз и управляли клиническими выражениями пациентов.

"Симптом" - это форма коммуникации между терапевтом и пациентом.

И массовая истерия оказалась ятрогенным заболеванием, социальные структуры, которые и были повинны в формировании формы выражения психической боли, не распознавались клиницистами в то время, поскольку были слишком сосредоточены на "внутренней реальности" и взаимодействии психики и симптомов. И с этой позиции "симптом как коммуникация" можно рассматривать заболевание как определяемое социальными и политическими силами, а не внутренними.

Любые войны это то, что меняет фокус нашего внимания с внутреннего на внешний. Война возвращает хтонических чудовищ повседневной реальности к жизни, отодвигая психическую реальность на второй план. В последствии многие авторы пренебрегали теорией травмы, несмотря на множество массовых катастроф и бесконечные войны. Теория травмы длительное время оставалась пробелом в аналитических исследованиях, большинство же аналитиков и по сей день направляют свое внимание на внутреннюю реальность и на влияние бессознательных фантазий и объектных отношений, вместо того, чтобы начать исследовать окружающую реальность пациента. Возможно, такая направленность внутрь является бессознательной защитой терапевта от зловещей реальности и от переживания бессилия что-либо с этим сделать. Потому что, по мнению большинства психоаналитиков внутренние конфликты можно исправить и как-то повлиять на внутреннюю жизнь, а с окружающей реальностью, особенно такими событиями как массовые катастрофы, войны и другие социальные явления, сделать ничего нельзя. Это способ найти убежище - от собственных невыносимых эмоций и собственного малодушия.

В психоанализе учат действовать в рамках кабинета, мир ограничивается креслом или кушеткой и подразумевается, что "внешняя реальность" поступает в кабинет только переработанным образом и воссозданным психикой в ином ключе, через сновидения, свободные ассоциации или процессы переноса и контрпереноса. Мы наблюдаем за бессознательными процессами, которые отражают внутренние структуры, конфликты, дефициты, ранние объектные отношения, все это оставляет "следы" на внутренней психической реальности. И именно это позволяет их восстанавливать с определенной точностью и воспроизводить для дальнейшей проработки и постепенно продвигаться от диадных отношений с матерью к эдипальному периоду и постепенному расширению контактов, мира, границ.

Наша "среда" по мере психического развития к эдипальному периоду начинает включать в себя все больше и больше контактов, все больше объектов, которые формируют наше дальнейшее функционирование и оказывают влияние на нашу жизнь, ценности, моральные устои. Люди - это социальные существа и продукт культурного развития в той же степени, что и биологического. И отрицать связь культуры, биологии и психики и их взаимодействие и влияние первых на последнюю - кощунственно. Взаимодействие этих факторов можно было бы представить как наслоение друг на друга, где в центре лежит истинное Я.

По мере нашей жизни мы взаимодействуем с разными группами и эти группы несут определяющее значение для актуальных задач развития. В подростковом возрасте это задача идентификации и, соответственно, это подростковые группы, субкультуры, воспроизводящие процесс инициации и взросления, нахождение себя через коллективное Я, чтобы впоследствии сформировать собственное индивидуальное Я. В более старшем возрасте могут быть актуальны иные задачи, например формирование интимности и близости, или реализация собственной деятельности. Влияние внешней среды на индивида с возрастом постепенно уменьшается, если брать хронологию начинающуюся от диады мать-дитя, где ребенок полностью зависим от внешнего влияния матери через прохождение эдипа и к глобальным социо-культурным структурам. Но при этом существует и другая сторона медали, что слабое несформированное Я может порождать более сильную опору на групповую идентичность, заменяя дефициты собственной идентичности и порождая насилие и разные формы ксенофобии - как защиту от неустойчивого чувства Я и опасности, идущий из глубинных структур, но проецируемых на другие группы, замедляя или замораживая процесс развития и взросления Я.

Мы не можем развиваться без культурного контекста, у каждого из нас в нашем развитии лежит социальный бэкграунд из которого мы вышли. Человек может развиваться и быть понятым только в том случае, если он является частью какого-то сообщества. Поэтому в моменты катаклизмов и военное время мы сталкиваемся с настолько сильными последствиями, люди, пережившие насильственные и военные действия становятся отрезаны от основного общества, они как-будто утрачивают собственную культуру, а вместе с ней и прекращается поток энергии, который как раз и влечет за собой развитие.

Поэтому, когда человек, которого затронули военные события, приходит к специалисту - это восстановление того самого канала, связи с его прошлым, связи с культурой, возвращение базовых ценностей, которые раньше он разделял и которые были подорваны насильственными действиями. Это травма, катастрофическая, глобальная травма, которая отрезает человека полностью от мира, который он раньше знал, и которая замораживает его в одном моменте - моменте выбора между жизнью и смертью, и через восстановление отношений с другим, воссоздание объектных отношений он может снова начать жить и восстанавливаться. Задача работы с такими людьми - расширения мира, показать, что другая сторона никуда не делать и не исчезла и что они всегда могут к ней вернуться.

Насколько психоанализ рассматривает формирующее воздействие окружающей реальности на психику в раннем детстве, настолько же он должен учитывать воздействие культуры и воздействие внешних травматических событий здесь-и-сейчас, не только индивидуального, но и социального масштаба.



Травма - это всегда регресс психики к более ранним слоям, соответственно и выход из травмы будет проходить постепенно, минуя последовательно стадии развития, от аутистической фазы, где человек остался один на один с собственным кошмаром, через диадные отношения к эдипу и выходу в большой мир.



В работе с людьми, пережившими сильные глобальные потрясения, всегда любой симптом нужно рассматривать в трех моделях, это субъект - группа, субъект-дискурс и тело-мир. Травма наносит отпечаток на все слои, отражаясь, будто звон и входя в резонанс с травмами прошлого, усиливая дестабилизацию общей структуры. Мало того, травмы также несут и прямое воздействие на биологическую основу организма.

Мозг у людей с ПТСР учится отчуждать тело от разума - начинаются диссоциативные процессы за счет изменений в областях мозга - медиальной префронтальной коры, отвечающей за самопознание и островка головного мозга - отвечающего за осознание тела. Но цена этому отчуждению велика - те же области мозга, что отвечают за боль и страдания и являются их проводниками, также отвечают и за передачу чувств радости, удовольствия, цели, межличностные связи и отношения. Блокировка этих способностей ведет к той самой травматической заморозке или обезболиванию, анестезии, ощущении ни жизни ни смерти и к депрессии. Поэтому, в процессе терапии, разблокировывая постепенно всю сосредоточившуюся внутри боль, увеличенную в десятки раз реальностью, постепенно мы открываем доступ и к получению удовольствия. И запускать этот процесс можно и нужно со всех трех сторон.

В кабинете мы встречаемся с коллективными травмами, общим культурным полем и через разделение человеческой идентичности, общего культурного слоя, разделению внешней реальности, ее признания и обозначения, и способности к эмпатии и состраданию мы приходим к исцелению травмы.

В военное время враг редуцируется и расчеловечивается до демонической сущности, которая стремиться нас уничтожить. То же самое происходит и с психикой, расчеловечивание - это противоположность эмпатии, и все куски психики, способные на эмпатию будут отщеплены ради спасения.

Наша психика создана для выживания и в периоды давления способна к фрагментации - и она будет это делать чтобы выжить. Но отщепленные части никуда не деваются, они остаются в сознании, но, потерявшие связь с основной структурой, потерявшие целостность, они обращаются против носителя и проецируются во внешнюю реальность. Они всегда возвращаются. В формате горя, токсической вины, стыда или страха. Но психика начинает восстанавливать свою целостность, встречаясь с эмпатичным слушателем, показывающим поддержку и сострадание, признающим ужасающую реальность и облекая ее в слова. Ведь невысказанная травма, не нашедшая своих слов, эпитетов, обозначений, это самое страшное, что может случиться с человеком.

Поэтому важно учитывать все стороны проблемы и восстанавливать с трех сторон, не пренебрегая внешними факторами, которые несут такое же важное значение, как и внутренние. И конечно же не убегать и не защищаться от внешних ужасов реальности интерпретациями переносов и контрпереносов, а выражать поддержку и сострадание в принятии этих кошмаров. Люди, находящиеся в военных действиях, часто не осознают реальность происходящего и поэтому обозначение этой реальности приносит им облегчение, ведь это значит, что это не они сошли с ума, а окружающая действительность действительно настолько ужасна. Обозначение реальности и разделение с ними их чувств возвращает им единство тела и разума, сбрасывает парализующие оковы. А если оковы сброшены, значит можно запускать процессы проживания и возвращать себе тягу к жизни.